Святой мученик и исповедник Христов великий князь Михаил Черниговский

Давным-давно жестокие завоеватели пришли на Русскую землю. Воспользовавшись разногласием и враждой русских князей, воинственные кочевники из далеких монгольских степей, сметая все на пути, оставляя за собой лишь пожары, примчались на мохнатых низкорослых лошадях к берегам матушки-Волги. Кривоногий, с огромной, похожей на пивной котел головой, степной вождь – хан Батый привел на Русь эти дикие орды. У сверкающей на солнце волжской воды он велел разбить кочевой шатровый лагерь. То была столица Золотой Орды, названная Сараем.
Земля Русская еще не видала такого горя. После пятидневного кровавого приступа пала Рязань. Монголы распинали пленников, в алтарях убивали священнослужителей. А затем весь город с окрестными монастырями превратили в пепел, не пощадив даже малых детей.
Горел Владимир, Ростов, Ярославль… Вскоре полчища татар и монголов подошли к Киеву.
В Киеве тогда и в окрестных с ним городах княжил Михаил, сын Всеволода Ольговича, прозванный в народе Черниговским. Народ киевский любил Михаила за его твердость и решительность в бою, милосердие к нищим и обездоленным, кротость и смирение духа, за «благочестие душевное и целомудрие», которые князь полюбил еще в юные годы. «Всего же более убогих не забывай, но, насколько можешь, по силам корми, и подавай сироте, не позволяй сильным губить человека», - на всю жизнь запомнил Михаил наставления отца, князя Всеволода.
В честь Святого Архангела Божия Михаила был наречен князь, чье имя в переводе означает: «Кто равен Богу? Никто, как Бог!» С детства стремился Михаил подражать своему небесному покровителю, мечтая о подвигах во славу Христа и Отечества. И всегда в княжеской светлице перед иконой огнекрылого Архистратига Михаила горела зажженная его рукой рубиново-красная лампада.
В неспокойное время княжил Михаил Всеволодович. Татары захватывали и жгли русские города, а князья враждовали друг с другом, теряя в битвах с кочевниками кровные земли.
Понимал Михаил, что идти на татар с малой дружиной – все равно, что медведю грозить хворостиною. Укрепив город, князь с небольшим отрядом выехал из Киева искать союзника.
Своих просить – не допросишься. Кто из князей нынче на помощь откликнется? Отправился Михаил в соседнюю Венгрию, звать короля Белу на совместный бой против ненавистных кочевников.
Унизительно просить чужого короля вступиться за Русь. Но смирился Михаил Всеволодович, ради последней надежды спасти родной Киев.
И ушел от короля ни с чем. Темнил, темнил король: ни да, ни нет. Только время зря тянул. Видимо, втайне надеялся Бела, что Батый не дерзнет идти за Карпатские горы. А что Русь пострадает, так в том держава венгерская только выиграет.
Махнул рукой в сердцах князь и - прочь из дворца. «Чужая беда – на холме живет, а своя – в омут кличет», - не даром в народе говорят.
В лесах птицы поют, грузные шмели летают над пахучими травами, высокие облака плывут в синей вышине беззаботно, словно малые дети, взявшиеся за руки. А на душе у князя печаль великая. Татары хозяйничают на Руси, жгут города и церкви, в плен людей уводят тысячами.
Прослезился князь, увидев на высоком берегу Днепра некогда великий и славный Киев. Ни церквей, ни высоких палат княжеских, а только головешки да развалины оставил после себя огненный дракон, невесть откуда слетевший на Русь. Ссорились и убивали друг друга князья, мечтая о первенстве. А дракону только того и нужно. Враждующих людей всегда легче сожрать по одиночке, друг за другом.
Словно траву, посекли и порезали варвары киевлян. На радостях разрушили татары Десятинную церковь, разворовали святыни Печерской обители… Даже древних могил татары не пощадили: ногами крошили княжеские кости.
Казалось, Русь погибла. Князья, искавшие первенства и власти, теперь сравнялись: все сделались рабами варваров.
Русским князьям Батый приказал являться в Сарай на поклон. Покорных награждали ярлыками на княжение, а строптивых убивали, оставляя на месте цветущих городов и поселений черный дым и пепел.
Первым отправился в Золотую Орду к Батыю великий князь Ярослав Всеволодович. Батый принял Ярослава с почтением.
- За то, что ты первым пришел ко мне, буду называть тебя «главою всех князей русских». Я отдаю тебе Киев. И передай всем удельным князьям: если мирно хотят княжить в своих землях, пусть явятся ко мне с покорностью.
- Да будет так. Но достопочтимый хан, в Киеве княжит Михаил, сын Всеволода Ольговича, храбрый и умный воин. Оставит ли он добровольно свою вотчину?
Обнажив чернеющие зубы, напомнившие князю обугленные колья посадского тына, Батый прошипел, сверкая углями раскосых глаз:
- Я отрежу язык и уши тому, кто перебежит мне дорогу. Вот этим кинжалом я вырву сердце любому вашему князьку, мечтающему нарушить новые порядки на Руси. Ступай, великий князь, - слегка поморщившись, сказал Батый. - И благодари своего Бога, что целым идешь.
Вышел Ярослав на волю из Батыевого шатра, обнял буланого коня, взлетел в седло и поскакал вслед уходящему солнцу, откуда неслись ему навстречу с гиком и свистом кровавые скуластые всадники.
А князь Михаил тем временем повернул с дружиною к Чернигову. Конь идет неспешно, а князь жизнь свою вспоминает. Припомнились ему отчего-то слова черниговского инока Иоанна, обучавшего его в детстве грамоте и христианской мудрости: «Бог наш, хотя и в Трех Лицах, - Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святый, - однако же Он един. Так будьте подобны во всем Отцу небесному». Знали, конечно, знали эти заветные слова и братья-князья, да расплескали их в душе, словно терпкое вино в серебряной чаше.
Инок Иоанн, ставший вскоре епископом, впервые объяснил юному Михаилу, что означает его имя в переводе на родной язык. «Михаил, кто равен Богу? – спрашивал юного князя монах. – Никто, как Бог!» - торжественно отвечал ему тот. Памятно князю и то, как вслед сказанных им слов солнце выглянуло из-за дальнего холма, распахнуло окна в нарядной светлице, разгладив на спокойном и ясном иноческом лике морщинистые складки…
- Ни на небе, ни на земле нет такой силы, которая смогла бы соперничать с Богом! – вдруг проговорил вернувшийся из далеких воспоминаний князь. – Архангел Михаил на небе бился с врагами Бога. Нам продолжать эту войну на земле!
Малочисленная дружина, чуть отставшая от князя, не расслышала княжеской клятвы. Воины погрузились в тяжкие думы. А ветер, вольный ветер, носился по родным просторам, трепал гривы могучих коней, теребил бороды русских ратников, принося издалека запах не остывших пепелищ.
И в Чернигове русичей скорбно встретили выгоревшие дотла каменные церкви, развалины боярских теремов и плач, плач… В Чернигове, некогда славном своими каменными церквями, шумными ярмарками да красными девицами, жизнь приходилось начинать сызнова. Но что поделать? Помолились, перекрестились и засучили люди рукава; застучали топоры, загустели свежие краски на обновленных иконах, все чаще стали слышаться песни, напеваемые людьми за нелегкой работой. Но не было в этих песнях прежней удали и веселья. Русь томилась в плену. И конца и края не видно беде.
А время песком течет сквозь пальцы. Шесть лет минуло, как Батыевы орды спалили Чернигов и Киев. Холодела кровь от тех жутких воспоминаний. Но жизнь, словно река игривая, бежит - не остановишь. И вот уже на пригорке белоснежная церковка выросла, словно невеста в подвенечным платье. Золотистой краской мастеровые люди выкрасили купол, напоминающий огненное пламя свечи, подняли на вершину крест.
Три весны и три осени пролетело, как вернулся из Орды великий князь Ярослав Всеволодович. Не стал Михаил отстаивать у Ярослава свое право княжить в Киеве. Устала Русь от княжеских распрей. И младенец понимал тогда – тщетно спорить с Батыем. Нужно было сплачивать Русь да уповать на Бога и милость Его.
Зима в 1246 году долго не хотела отступать. В начале мая запоздалым снегом вновь накрылись черниговские поля и овраги. Засыпал снег и черные ребра черниговских изб, все еще напоминавших о страшном набеге. Шумные вороны, слетевшие на крест заново отстроенной церкви, недоуменно наблюдали за падавшей с неба белой мукой.
Дурные вести принесло воронье. Батый приказал князю Михаилу Всеволодовичу собираться в Орду!
Что-то оборвалось в душе князя при виде Батыевых слуг. Нет, не боялся он их. Представились они ему мерзкими бесами, зовущими на поклон Дьяволу в преисподнюю.
- Не видать мне больше супруги верной, сыновей золотоголовых, церкви-птицы белоснежной на высоком юру! Гляжу на тебя, отче, а сам будто прощаюсь с тобой, с народом русским, с душою своей, - признавался князь своему духовному отцу, умудренному сединами епископу Иоанну.
- Душа человеческая – дыхание Духа Святого. Ни на небе, ни на земле даже схимники-праведники не встречали большей красоты, чем душа человеческая. Никто твоей душе не повредит и силой ее не отнимет, если сам врагу ее не отдашь. Многие князья прежде тебя ездили в Орду. Некоторые из них, радуя Дьявола, ходили сквозь огонь, кланялись идолам, вкушали оскверненную пищу, чтобы только остаться живыми, да на земле Русской опять вражду сеять. Но ты, князь, не подражай им.
- Я желаю кровь пролить, отче, за Христа и за веру правую.
- Ступай, князь, с Богом. И положись во всем на волю Божию, - старец протянул ему маленький ковчежец. - Когда совсем худо будет – прими перед смертью Святые Дары. Укрепит тебя Христос в стане мучителей.
Вместе с Михаилом Всеволодовичем отправился в Орду боярин Федор. Души он не чаял в князе, не раз бок о бок отбивался с ним от печенегов и половцев, а теперь рад был с ним разделить чашу страданий ради наград небесных.
Рыдают за Волгой хмельные ветра. Храпят дикие кони. Вздуваются пестрые крылья татарских шатров. Еще немного и, кажется, сорвет их ветер с земли и унесет в даль поднебесную, чтобы швырнуть с высоты в неспокойную Волгу.
Страшен путь на Голгофу. Но и назад дороги нет. Михаил любил отечество больше княжеской чести, более собственной жизни. Не хотел он ради своего спасения подвергать Русскую землю новым бедам.
Перед высоким шатром хана толпились угрюмые Батыевы жрецы, опоясанные волчьими шкурами. Стали требовать они на своем тарабарском языке, чтобы князь и боярин сперва прошли сквозь горящий обруч, якобы оберегающий хана от злого умысла его гостей. Но знали русичи, что коварные язычники хотели этим обрядом заставить их поклонится самому огню, войлочным идолам, стоявших за обручем, и далекой могиле непобедимого Чингиз-хана – вождя всех монголов.
- Христианин поклоняется Творцу, а не твари, - ответил язычникам Михаил.
- Или ты поклонишься нашим богам, или умрешь смертью лютою! – закричал Батый.
- Я готов поклониться тебе, как царю - спокойно сказал Михаил. – Тебе вручил Бог судьбу царств земных. Но христиане не преклоняют голову перед идолами. Кто сравниться с Богом? Никто, как Бог! - выдохнул князь. – Ему Одному поклоняйся и служи.
Сбросил князь с плеч княжескую шубу и тихо, но твердо произнес:
- Не погублю души ради славы мира сего тленного.
«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но в законе Господни воля его, - запел начальный псалом царя Давида боярин Феодор. – Не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных», - поддержал Феодора ровным бархатистым голосом князь.
Пока татары раздумывали - какою смертью замучить непокорных, Михаил и Феодор, окончив пение, раскрыли подаренный старцем Иоанном ковчежец со Святыми Дарами и приобщились Христовых Тайн.
- Слава, Тебе, Господи! Благодарим, что не оставил чад своих, - тихо обронил Михаил.
Соскочив с коней, палачи схватили Михаила, растянули за руки и за ноги и остервенело кулаками и палками начали бить его. Потом князя бросили на землю и стали добивать ногами. Наконец, какой-то христопродавец Домант из Путивля отрезал кривым ножом голову святому мученику.
За мгновение до смерти князь едва слышно прошептал: «Я христианин!» И тут отверзлось над ним небо и сам Архистратиг Божий Михаил у края небес встретил святую душу новомученика Христова.
Вслед за князем отправилась в светлые райские обители душа убиенного боярина Феодора.
Сноп несказанно яркого света упал с небес на тела святых мучеников. И где-то в вышине, над полем, слышно было, как поют ангелы.
Христиане, видевшие казнь святых мучеников, тайно от Батыя вскоре перевезли их нетленные мощи в Чернигов. А через три сотни лет, когда навсегда развеялась над Русью черная пыль накопытивших татарских коней, святые мощи князя Михаила и боярина Федора благодарные потомки перенесли в Москву.
Память святого мученика Михаила Черниговского празднуется Православной Церковью дважды в году. 3 октября во всех православных храмах вспоминают христиане мученическую кончину святого князя Михаила Черниговского и боярина Феодора. А 28 февраля Святая Церковь отмечает памятный день перенесения их святых мощей.