За Родину!

Мирошкин Сергей,
8 класс, школа №11, г. Орел

Морякам 116 отдельной морской пехотной бригады посвящается.

 Было раннее утро. Солнце лениво поднималось над горизонтом. Медленно-медленно стала заниматься красная февральская заря. Алая полоска, растянувшаяся надо всем горизонтом, росла и ширилась, все явственнее заявляя о своих правах на существование. Тихо и спокойно, как неуловимая красная дымка, распространялся её свет над заснеженными белыми полями и скованной льдом широкой рекой. Всё больше и больше становилась эта алая, ничуть не светлеющая черта. Всё упорнее и упорнее заливала она своим ядовито-красным сиянием просторы бескрайних окских берегов. Казалось, некто злой легким движением руки, одним тонким мазком нарисовал её на зимнем горизонте, предварительно обмакнув свою кисть в палитру, полную чистой человеческой крови...

  «Какой, однако, чистый, неповторимый цвет», - тихо прошептал комвзвода, философски вглядываясь в алый рассвет. «Странно»,- мелькнула следующая мысль в его мозгу. Он устроился поудобнее в своём окопе и снова вгляделся в алый рассвет. А ведь действительно странно: ни один из встречаемых им солнечных восходов (а их немало выпало на жизнь нынешнего комвзвода), ни один из них не имел такого сочного кровавого цвета, ни один. И это комвзвода знал точно. Видимое им зрелище определённо было чем-то необычным, удивительным, пугающим и ужасающе красивым... Такой рассвет отнюдь не был хорошей приметой, особенно перед предстоящим сражением, отнюдь! А моряки (комвзвода, как и все его товарищи, был моряком) - народ суеверный. И всё же он прогнал дурные мысли. Сейчас они были абсолютно бесполезны. Комвзвода огляделся: товарищи по окопу спокойно спали, несмотря на периодически громыхающие разрывы снарядов. Он тяжело вздохнул, и из его уст полилась молитва. Да, да, именно молитва, я не ошибся, написав эти слова. В те времена верующие православные встречались довольно редко, по понятным мне и читателю причинам. А в постоянном составе армии их было и того меньше, не говоря уже об офицерах. Там их в принципе быть почти не могло. Почти... А ведь некогда комвзвода был одним из представителей флотского офицерского состава. И хоть он не был контрадмиралом, его слово и его имя всё же кое-что значили. Он не любил просиживать свою пятую точку в штабе: не для того он в армии служил. Вот и теперь по своей неприхотливости предпочел окоп теплому блиндажу. Он был похож на тех старинных капитанов, которых некогда поощрял Петр I, ставя во главу своих эскадр. И быть ему вторым Ушаковым, но... Именно его убеждения и сыграли роковою роль в его карьере. Именно из-за них, как сказали бы его коллеги, он стал тем, кем был сейчас: разжалованным до низших чинов комвзвода. Хотя его мнение было несколько иным. Сам он считал, что был разжалован, благодаря издержкам и минусам своего времени. Нет, он не был радикальным противником коммунизма, но все же ему не нравилась правящая сила государства, в котором он жил. Религии в этом государстве места не было. По натуре комвзвода не был мятежником и предпочитал молча придерживаться своего м нения, никого не склоняя к бунту. И все же... Теперь сорокаоднолетний комвзвода сидел в своем окопе и тихо молился.

  -Аминь,- прозвучало последнее слово. И тут же , как будто в ответ, прозвучал взрыв артснаряда. Комвзвода пригнулся. На его голову посыпалась земля. «Что ж, начало положено», - подумал он и глубже залез в окоп. Началась артподготовка, и необходимо было безропотно сидеть в траншее. Все остальное было абсолютно бессмысленно.
  Ответ на первый немецкий выстрел не заставил себя ждать: русский снаряд поднял высокий столб земли на другом берегу, оставив на память о себе глубокую воронку. Товарищи по окопу резко встрепенулись. Ещё бы, такой грохот и покойника разбудит! Нет, это не было похоже на поэтическую «грозу в начале мая», и даже на «гром среди ясного неба», это было намного хуже и прозаичнее. То и дело взрыв за взрывом вздымали в небо тонны искорёженной земли. Какой-то пахарь педантично переворачивал, перемешивал слои земли восточного берега Оки.

  На западном берегу было не лучше. Другой умелый пахарь, быть может, не так педантично, но ничуть не менее эффективно разрыхлял немецкие траншеи. Артобстрел продолжался довольно долго. Шумы взрывов и бесконечный почвенный дождь порядком надоели комвзводу. Он собирался уже вздремнуть в окопе. А что? Раз уж тебе суждено быть разорванным на части артснарядом, так оно и будет, если нет: останешься в живых. И, несмотря на адский грохот и крики раненных осколками бойцов, (которых, однако, комвзводу искренне жаль) он был совершенно спокоен...

  Вдруг он заметил, что выстрелы начали постепенно стихать. Комвзвода посмотрел на часы: время атаки приближалось. «Хм»,- он иронично усмехнулся. Пожалуй, не положено было бы простому комвзводу иметь такие часы. Это в каком-то роде нарушало субординацию. Командирские, водонепроницаемые, противоударные. И всё же время ему знать было необходимо, как это было необходимо предводителю любого, даже самого малого отряда.
  - Ну что ж, довольно прохлаждаться, - тихо проговорил он, скорее для себя, чем для кого-либо другого, и поднялся в окопе.

  Через некоторое время взвод уже был построен на исходной позиции. И с одной, и с другой стороны всё реже и реже звучали взрывы артснарядов. 
Комвзвода снова посмотрел на часы. Уже несколько минут осталось до атаки. Ровно в 6.00 должно было начаться наступление на вражеские части, закрепившиеся в районе посёлка с причудливым названием «Городище». А время шло, маленькая секундная стрелка двигалась вперёд.

    « А всё - таки не зря я сюда попал,- подумал комвзвода, - не зря». Хоть он сам и был моряком-тихоокеанцем, которому, как подумает простой обыватель, в принципе не положено быть в глубине суши. Не жалел он о том, что эту 116-го отдельную морскую стрелковую бригаду, к которой он был причислен после своего разжалования, послали на фронт, как не жалел об этом и ни один из тех ребят, что в ней служили. Сейчас каждый из них, включая комсорга, был нужен Родине. Каждый!

  Секундная стрелка неумолимо двигалась к 12-ти. « Ну что ж, друг мой, - подумал комвзвода, обращаясь к себе, - настал час, именно за этим пришёл ты сюда, именно поэтому ты здесь». Он поудобнее перехватил ППШ и устремил взор на противоположный берег. Сейчас у комвзвода была одна мысль и одна цель: он должен был как можно быстрее, как можно эффективнее и как можно меньшими потерями взять противоположный берег, прорвав оборону противника. Все остальное не имело или почти не имело значения.

  Секундная стрелка замерла на двенадцати. В какой-то миг комвзвода показалось, что все замерло. Наступила удивительная тишина. Этот решающий и, быть может, роковой момент решил задержаться как кульминационная, затяжная нота большой симфонии. На немецкой стороне прогремел последний взрыв. Он вдруг совсем неожиданно и даже беспардонно оборвал этот по- своему прекрасный миг. - За Родину! Вперед. В атаку! Ура! - громогласно прозвучал голос комвзвода, и моряки, как снежная лавина, ринулись вперед. Вокруг, справа и слева, сотни голосов, сливаясь Б один, повторяли последнее слово комвзвода. И, казалось, что ни одни моряки несутся вперед с направленными на западный берег дулами автоматов, а сам дух того победоносного несокрушимого «Ура!» летел перед ними.

  Уже около половины реки было пройдено. Но, несмотря ни на что, даже на глубокий снег, выпавший этой зимой толщиной чуть не по колено, моряки бежали вперед. Ближе к середине реки они открыли жестокий автоматный огонь по укреплениям противника. Казалось, уже ничто их не остановит, но ...

  Ответ противника не заставил себя ждать. Прицельный перекрестный огонь, веденный противником, вероятно, из дзотов, а также периодически останавливающие полыньи во льду реки, мины были мощной преградой на пути бегущих матросов. С пугающим неистовством этот свинцовый шквал сминал ряды бегущих, превращая их в горы трупов. Комвзвода огляделся: то тут, то там, нелепо вскидывая руки, падали моряки. Кто-то, держась за простреленный живот и удивленно наблюдая, как черно-красная кровь (наверное, прострелена печень), вытекает из- под его руки, кто-то, пытаясь что-то сказать или вскрикнуть напоследок, но из-за ужасной раны в горле издающий лишь бессвязный хрип, кто-то из-за многочисленных ран, уже ничему не удивляющийся и ничего не говорящий, а просто падающий замертво в февральский снег. Это были его товарищи, его собратья по оружию ... - Стой! Залечь! - воскликнул он и был услышан. Командный голос, вырабатываемый годами, несмотря на неуёмный шум битвы, его не подвел. Моряки живо и без особых претензий залегли на белом снегу. Кто-то еще бежал вперед, кто-то еще отчаянно стрелял по противоположному берегу, надеясь-таки достать немца. Но это были бойцы других взводов, у которых были свои командиры. Его матросы все, как один, лежали на снегу замерзшей Оки в сравнительной безопасности от свинцового шквала.

 
  Быть может, кто-то из вас посчитает нашего героя мягкотелым трусом. И будет не прав. Комвзвода знал, что делал, всегда. Вот и сейчас он лежал и спокойно чего-то ждал, глядя на огневые точки противника. Немцы допустили одну маленькую, но существенную ошибку: открыли огонь изо всех дзотов и дотов одновременно. Теперь, как не крути, наступит момент, когда большинству неприятельских солдат просто-напросто придется перезаряжаться, менять ленты и магазины. Главное этот момент не упустить. И вот один из фашистских пулеметов замолк. Комвзвода быстро поднялся.

  -Ура! - громогласно закричал он, и это «ура» многократно усилилось, когда взвод поднялся, вдохновлённый своим командиром. А наверху, на том берегу, постепенно замолкали огневые точки, чтобы через некоторое время заговорить снова. Но, пока они молчали, свинцовый шквал безнадежно ослабел. -Только бы успеть до берега, только бы успеть, - металась мысль в голове комвзвода, отчаянно борющегося с февральским снегом. Они были уже близко к заветной цели, но немецкие дзоты вновь начали строчить по наступающим морякам. Удачный момент неумолимо уплывал от руководителя.

  И все же они смогли. Нога комвзвода опустилась на твёрдую землю. Вскоре весь взвод упрямо карабкался по оледеневшему берегу вверх, к укреплениям противника. Как только это произошло, пулеметы противника вновь дали о себе знать. Комвзвода снова приказал залечь. Он огляделся. Прорыву почти ничего не мешало. Почти, если не считать сверкающего амбразурой дзота, который прицельно, даже слишком прицельно, строчил по крутому берегу. Ах, как ему хотелось сейчас самому подняться и подорвать проклятого пулеметчика, но он не мог. Ведь если он погибнет сейчас, кто поднимет взвод для решающего прорыва?! Нет, сейчас он погибнуть не мог.

  Скрепя сердце комвзвода приказал открыть огонь по дзоту. Он знал, что это скорее не возымеет никакого эффекта, но все же искренне надеялся. Его надежда не сбылась. Хорошо укрепленный, он не желал, не собирался замолкать.
  - Товарищ комвзвода! - послышалось где-то рядом. Комвзвода оглянулся. Перед ним стоял, хотя нет, почти лежал, молодой двадцатилетний Петренко. -Что вам надо? - немного посерьезнев, спросил комвзвода. Он догадывался, зачем к нему подполз белобрысый матрос.
   - Товарищ комвзвода, разрешите ликвидировать дзот! – воскликнул вечно улыбающийся Петренко. Это было то, что хотел услышать комвзвода. Он еще раз взглянул на дзот, потом на юношу и, наконец, сказал:
  - Что ж, разрешаю ... Стой, стой! - быстро осадил он собравшегося уже пойти к амбразуре солдата. - Подползёшь вон к тому бугорку (он указал на холмик совсем недалеко от дзота), заляжешь там и, когда пулемётчик будет перезаряжаться, только тогда ты бросишь гранату. Только не вздумай её сразу доставать. Ну, ползи, - сказал он.
  «Да поможет тебе Господь!» - мысленно благословил его комвзвода и незаметно перекрестил. Сам он вынул из боезапаса гранату и подчёркнуто демонстративно пополз к дзоту. Его смелый шаг возымел действие. Вскоре всё внимание пулемётчика переместилось на него. Комвзвода быстро скатился в ближайшую ложбинку, слушая, как над ним свистят пули, пытаясь - таки задеть его. Он же молча молился о том, чтобы пулемётчик не заметил Петренко.

  Прозвучал взрыв. Выстрелы умолкли. Комвзвода выглянул из ложбины: дзот благополучно дымился. Петренко полз вверх. - Аллилуйя! – поблагодарил он небеса и с криком «Ура!» поднял взвод в атаку. Они перешли крутой берег быстро и без потерь, сломали проволочное заграждение и подобрались к окопам.
  Впереди себя комвзвода заметил не успевшего укрыться в траншее немца. Тот тоже его увидел и хотел было достать автомат, но не успел. Очередь из ППШ настигла его быстрее, чем он думал. «Вперёд, братишки! Зададим фрицу жару!»- озорно воскликнул комвзвода, спрыгивая в окоп. Взвод разбрёлся по траншеям. Он быстро побежал по окопу. Сейчас наш герой испытывал даже не возбуждение, а вдохновение. В конце концов он всегда был солдатом и любил честный рукопашный бой, придерживался верного суворовского правила: «Пуля - дура, штык - молодец!»

  Перед комвзвода появился ещё один враг. Тут же фашист получил в челюсть прикладом, а затем и пулю в лоб. Комвзвода повернул в боковой проход... и тут же рванул обратно за угол. Это спасло ему жизнь: предназначенная для него автоматная очередь просвистела рядом. Комвзвода, не высовываясь из-за угла, швырнул подальше в траншею гранату. Взрыв, и предсмертный крик немца не заставил себя ждать.

  Где-то справа вдалеке прогремел еще один взрыв. Очевидно, это была не граната: слишком громок он был. Комвзвода немного высунулся из окопа. Это было несколько рискованно, но он все же должен был оставаться в курсе событий. Комвзвода напряг зрение. Там далеко, на правом фланге, он заметил несколько расплывчатых серых силуэтов. Это определенно были боевые машины.
- Хм, танки! И почти без сомнений наши Т-34. Даже по таким непонятным очертаниям он мог распознать «комплекцию» нашего, ставшего позже легендарным танка. — Хм, танки ... - задумчиво проговорил комвзвода, повторив вслух свою мысль. Введение в бой боевых машин значительно увеличивало шансы прорыва немецкой обороны.
  Комвзвода слез обратно в окоп. Тут же прямо над ним просвистела автоматная очередь. Он невольно пригнулся, защищаясь от полетевших на голову комьев земли. Сняв головной убор, комвзвода посмотрел на него:
  - Вот, гад, бескозырку продырявил, - пробурчал он, сердито водрузив ее на голову. И он с двойной яростью понесся вперед (бескозырка была совсем новая). Перед ним оказался фриц здоровый и очень сильный. С искренней надеждой на удачу своих действий комвзвода изо всех сил ударил противника прикладом по голове. Враг к превеликому счастью нашего героя свалился на землю, он хотел уже было открыть по нему очередь, но супостат с удивляющей прытью успел оклематься, наставить на комвзвода свой «шмайсер» и нажать курок. И все же комвзвода успел среагировать. Изо всех сил он ударил своим ППШ по наставленному дулу вражеского автомата, и очередь немца задела лишь стены окопа. Не теряя времени, комвзвода еще раз шибанул фрица по голове и одиночным выстрелом добил его.

  Наш герой побежал вперед, там окоп круто сворачивал вправо, но на углу виднелась дверь блиндажа. Ничего не говоря, он подлетел к двери и приоткрыл ее из-за угла.
  - Уй, ё-о! - вырвалось у него из уст. В блиндаже было человек семь фашистских автоматчиков. Комвзвода быстро швырнул им «в подарок» гранату. И опять, придерживая ногой дверь, в которую стали рваться немцы, дал по ним очередь, чтобы на волю не хотелось. Немного помедлив, он отпустил дверь и быстро побежал от блиндажа. В последний момент кто-то из фрицев всё-таки выбрался оттуда, но далеко убежать ему было не дано. Осколок убил его раньше, чем он успел это понять. Комвзвода добежал до следующего поворота и оглянулся, но его никто не преследовал. Секундой позже выяснилось, что сделал он это зря. Жёсткий удар в челюсть свалил его с ног. Комвзвода хотел выстрелить из автомата, но получил удар по голове и выронил его. В глазах потемнело. Он потерял сознание. Но вдруг возникшая в голове мысль о том, что на этом свете он ещё нужен и ой как нужен! вернула его в сознание. Собрав всю свою ненависть к фашизму в кулак, он с размаху ударил им в наглую немецкую рожу. Врагу, не ожидавшему такого отпора, от неожиданности пришлось отступить на шаг. Вполне уже пришедший в себя комвзвода со всей силы ударил врага под живот. Тот согнулся и сразу же почувствовал, как его лицо стремительно опускается на русскую коленку. Три раза впечатал комвзвода немецкую рожу в своё колено. Фриц же быстро понял, что так ему долго не продержаться, и проворно отпрыгнул, шмякнувшись на снег. Комвзвода торопливо сорвал с пояса сапёрку и хотел было прикончить врага, но вдруг свалился на землю от умелой подсечки лежавшего немца. С невероятной прытью фашист кинулся на нашего героя и с силой вцепился в рукоятку сапёрки, пытаясь его задушить. Лица обоих противников покраснели от натуги, оба были довольно крепкими людьми, не собирались уступать... И всё же немец был сильнее. С отчаянием комвзвода наблюдал, как рукоятка лопатки медленно, но верно движется к нему, а улыбка этого противного немца с уже разбитым носом всё ширится. - Неужели это конец! и я умру! И может быть, это и к лучшему? Нет, рано мне пока себя хоронить! Рано! - и он, приложив последние усилия, остановил роковое движение соперника. Счастливый случай спас его. Вдруг ни с того, ни с сего немец, изрыгнув в лицо комвзвода поток крови, бессильно свалился на него. Комвзвода с отвращением сбросил с себя эту тушу и, протерев глаза от залепившей их вражеской крови, взглянул на своего спасителя.
- Петренко! А ты как здесь оказался? - перед ним стоял уже не улыбающийся Петренко с окровавленной саперкой в руках. - Да-а, я-а, товарищ комвзвода, тут мимо проходил! ... - растерянно протянул тот. Ну, спасибо тебе, Петренко, ты мне жизнь спас! – дружески похлопывая молодого моряка по плечу и пытаясь улыбаться, проговорил комвзвода.

  - Ну, вы мне тоже вроде бы как помогли, ну там, у дзота, - смущенно сказал Петренко. Комвзвода лишь улыбнулся в ответ. На этот раз без малейшего
напряжения.
- Немцев еще здесь много? - спросил он с обычной командирской серьезностью.
- Нет, - уже - нет, - ответил Петренко.
- Почти всех перестреляли. - Отлично, - задумчиво пробормотал комвзвода, - А наших?
- Да сейчас же здесь будут! Уже на подходе! — восторженно воскликнул
Петренко.
  Действительно, вскоре здесь появились пять моряков их взвода. А после недолгой прогулки по окопам наш герой собрал почти всех своих бойцов. У комвзвода был четкий план действий: сейчас надо было прорываться вперед, к Городищу. Он не боялся оказаться в окружении, поскольку был почти уверен, что не один идет в прорыв, идущие за танками роты уже в любом случае вышли вперед. Необходимо было идти на прорыв! И он пошел.

  Его взвод двигался вперед, сметая все на пути. Взрывая блиндажи и дзоты, шли они по вражеским окопам. Казалось, уже ничто их не остановит. Несколько раз это «но» вставало перед ними. Так было и сейчас...
  Комвзвода сидел, прижавшись спиной к замерзшей стене окопа, молча слушая свист пулеметных очередей. Рядом с ним, вот так же полулежа, были все его бойцы. Они попали в очень скверное положение. Прорываясь вперед, они не заметили, что попали в ловушку. Не заметили, какое удачное положение занял по отношению к траншеям немецкий дзот. Комвзвода еще раз огляделся. Нет, шансов пройти без потерь не было. Где-то метрах в десяти-двадцати от них над окопами возвышался дзот. Он стоял на небольшом холме, безжалостно обстреливая укрывшихся в траншее моряков. Впереди стена окопа, обращенная к немецкому пулеметчику, обвалилась, и переправиться под ее прикрытием было невозможно. За ним наблюдалось то же самое. Взорвать же дзот не представлялось никакой возможности: склоны холма, на котором он стоял, были покрыты льдом (наверное, немец прошлой ночью облил их водой). И граната, предназначенная дзоту, могла просто скатиться с него и «погробить» полвзвода. Моряки, затаив дыхание, лежали, закрытые от пуль уцелевшей стеной окопа, не имея никакой возможности ни вернуться назад, ни прорваться вперед. И то, и другое обозначало верную гибель. Об этом красноречиво напоминали четыре тела их товарищей, погибших на подходе к дзоту. Выхода, действительно, почти не было.

  - Может быть, пустить одну часть взвода вперед, а другую назад. Авось, кто и проберется? - робко, но с надеждой спросил у комвзвода сидевший рядом Петренко. - Нет! - сразу же отрезал комвзвода. Они в любом случае будут стрелять по тем, кто станет прорываться. А кто, скажи мне, пойдет на верную смерть?!
  - Но, что же тогда?!
  -Я думаю, Петренко, думаю, - спокойно ответил комвзвода. Он снова взглянул вперед, туда, где расположился тот самый пресловутый поселок с причудливым названием «Городище». Его взгляд остановился на развалинах. Они появились здесь совсем недавно, буквально вчера. Немцы взорвали церковь. Ведь она была слишком хорошим ориентиром для русской артиллерии. Комвзвода заметил, что его душа наполняется праведным гневом. Кто позволил этим нелюдям взрывать этот храм?! Кто им позволил уничтожить ценную духовную реликвию его народа?! Кто, в конце концов, позволил прийти фашистам на его землю, грабя и убивая?! Кто?! Кто?!
  Комвзвода быстро обернулся к Петренко, его глаза горели. Молодой матрос испугался, увидев командира в таком боевом возбуждении.
   - Так, Петренко. Сейчас, когда у этого немца кончится лента, ты кинешь гранату, - он говорил с необузданным жаром, которого не передать словами. Казалось, он вот- вот сейчас вспыхнет или взорвется, - но не в дзот, а вон туда. Он осторожно указал на место недалеко от дзота, - а я... Впрочем, это не важно. Понял? Только когда он будет перезаряжаться! - Что вы задумали, Александр Иванович? - испуганно спросил Петренко. Комвзвода смутился. За всю жизнь его редко кто называл по имени отчеству, а тут... Ну ладно, это уже почти не важно.
  - Делай, что говорят, - спокойно промолвил он.
  -  Ну, с богом, - и он открыто, ничего не боясь, перекрестился. Сейчас комвзвода просил об одном, чтобы там, на небесах, ему не зачли то, что он сейчас сделает, - за самоубийство. Он часто спрашивал себя: зачем он пошел на эту войну? Ведь мог бы (а возможность была) преспокойно жить себе где-нибудь на берегу Тихого океана, но... Он воевал не за коммунистическую идею и не за Советскую власть. И то, и другое было ему чуждо. Он воевал лишь за Родину, за Родину с большой буквы, и понимал, что он ей нужен. Неожиданно пулемет умолк. - Кидай!- воскликнул комвзвода. - И Петренко кинул. Тут же внимание пулеметчика переключилось на место падения гранаты, по нему систематически застрочило свинцом. Комвзвода вылетел из окопа и понесся навстречу дзоту. Он уже не обращал внимания на крики моряков, он знал, что сейчас главное успеть...

  Только тогда, когда он уже добежал до подножья холма, немцы развернули пулемет. Тут комвзвода совершил чудовищный по своей красоте прыжок, которому позавидовал бы любой чемпион. Одним махом комвзвода преодолел всю высоту холма. Когда он навис над амбразурой, пулеметчик уже прошил его тремя пулями, но все же комвзвода успел с размаху вонзить дуло ППШ в пулеметную щель и дать пулеметную очередь по фрицу. И только когда уже десятая пуля почти мертвого пулеметчика пробила сердце, только тогда левая рука комвзвода, лежащая на крыше дзота, отпустила скобу гранаты. Раздался  взрыв...
  Комвзвод провалился во тьму. Его несло куда- то с бешеной скоростью. Странно, почему-то сейчас он был совершенно спокоен. Его душа стремительно неслась в бесконечно темном пространстве к далёкому белоснежному сиянию. Больше он ни о чем не думал.

  А к вечеру 21 февраля плацдарм у поселка с причудливым названием «Городище» был в руках русских, потом и Орел, а, потом... Потом кончилась война.
Комвзвода погиб, погиб не зря. Погиб за Родину!